Курильские острова: архипелаг разлома
Столетняя, семилетняя, тридцатилетняя - они определяли жизнь одних поколений и наследство следующих. Ныне - одно из «следующих»: последние сорок шесть лет существования планеты именуются «послевоенным периодом». И это не просто дань традиции: вторая мировая война до сих пор остается действующим фактором в политике.
В последние годы ее наследие сломано. Воссоединилась Германия, лопнул «восточный блок», и все чаще, апеллируя к общественному мнению, ораторы ссылаются на Хельсинки и Рейкьявик вместо Ялты и Потсдама.
И тем не менее в отношениях двух держав война остается замороженным фактом, СССР и Япония так и не подписали мирный договор. Две великие страны несколько десятилетий находятся в состоянии перемирия. Экономическое сотрудничество между ними заторможено сохраняющимся напряжением. Причина тому - архипелаг разлома.
Этот разлом затронул не только геологические, политические или экономические пласты. Он углубился гораздо дальше, царапая основы советского менталитета - сознания, а рамки которого не вмещается представление о возможности подлинных, не косметических перемен.
«Непотопляемые авианосцы» державы
Курильские острова долгое время оставались закрытой темой в советской прессе. Скупая информация о муссируемой японцами «проблеме северных территорий», снабженная соответствующим комментарием о «реваншистском угаре», не давала представления о ситуации. Примечания к географическим картам уверенно сообщали: «Южный Сахалин и Курильские острова возращены в 1945 году».
Сегодня это «возвращение» оказалось в центре внимания. Страсти кипят по обеим сторонам Японского моря. Маленькая Япония, 120-миллионное население которой уже ищет спасения от перенаселенности на понтонах, и гигантский Союз, для которого скалы на восточной окраине не имеют особого значения, находятся приблизительно в одинаковом эмоциональном состоянии по этому поводу. Это парадоксально только на первый взгляд. Курильские острова имеют для советского общества гораздо больший смысл, чем просто территория, они - символ незыблемости империи; продажа символа кажется многим кощунственной и нелепой.
Другим представляется нелепыми попытки сохранить империю в непорочном состоянии, делая вид, что внутри нее ничего не изменилось. И заманчивая возможность поставить последнюю точку в наследственных тяжбах минувшей войны кажется им более ценной, чем хранение старых идолов.
К лагерю первых, в основном, относятся коммунисты, «патриоты» и монархисты - от старых консерваторов до Жириновского и Невзорова. В лагере вторых со скрипом оказываются сторонники демократических реформ.
Это разделение не случайно, оно - одно из проявлений российской исторической традиции. Большинство русских самодержцев - от Ивана Грозного до Николая I - были ревнителями консервации старой системы, при них энергия общества находила выход только в одном - расширении пределов страны, в результате чего, родившись на равнинах Днепра и Верхней Волги, она простерлась до Камчатки, Арарата и Аляски. Первый же последовательный реформатор у власти - Александр II, «посмевший» продать Аляску, предпочел территориальным приращениям дипломатическую интеграцию.
27 февраля 1853 года адмиралу Путятину были даны инструкции договориться с японцами об «определении границ» между русским островом Уруп и японским Утурупом. На полвека был закреплен статус-кво. В 1905 году Япония сломала его, получив от России по Портсмутскому договору северные Курилы и часть Сахалина. Сорок лет спустя Советский Союз вернул эти территории, заодно прихватив и Южные Курилы. Но, в отличие от Белостока, некогда взятого Красной Армией, а позже возвращенного Польше со словами «Кажется, перебрали», острова так и остались в составе Союза.
Обоснование было дано вполне имперское: стране нужны «непотопляемые авианосцы» на Тихом океане.
Комментарии к такому «обоснованию» не требуется: у империи нет земель, территорий и местечек - есть «форпосты», «крепости» и «опорные пункты». Но ныне империя лежит в руинах. И вполне естественно, что, ставя под сомнение целесообразность сохранения реальных авианосцев, политики подняли вопрос и о судьбе «непотопляемых».
Советская скала - самая твердая скала в мире
Крах империи еще не означает уход державы. Она остается, независимо от названия - Советский Союз, Россия или СНГ, в человеческом сознании, для которого открытие элементарных частиц потребовало, очевидно, величайшего напряжения: так устойчивы его представления о «едином и неделимом».
Горсовет Петропавловска-Камчатского под давлением «рыбацкого лобби» заявил о недопустимости передачи островов Японии, что нанесет «непоправимый ущеpб политике и экономике Российской Федерации, а также национальным чувствам россиян». Уссурийские казаки заявили о готовности «встать на защиту Южно-Курильских островов от посягательств новоявленных торговцев российской землей». «Агрессор должен быть наказан, - заявил в интервью Рой Медведев. - Я категорически возражаю против передачи островов».
Слушая эти отклики, идеологи рухнувшей империи остановили свое поступательное вращение в гробах: социалистического Отечества нет, но комплекс «опасности» остался. Советский человек, как старая полковая лошадь при звуках горна, готов сорваться в карьер.
Пик пришелся на минувшую осень. После путча Россия приняла союзное наследство и извлекла из него (очевидно, с подачи японцев) «проблему северных территорий».
- Россия является приоритетом номер один для Японии. И если она станет правопреемницей СССР, мы сможем подписать с ней мирный договор, - заявил сотрудник японского посольства в Москве Хироси Сигэти. Поводом стал визит министра иностранных дел Японии Таро Накоямы. 16 октября, принимая министра в Петербурге, Анатолий Собчак предложил свое посредничество в переговорах. С японской стороны - только одно условие: передать три острова - Итуруп, Шикотан (Сикотан) и Кунашир - и гряду Хабомай. Ельцинский план поэтапного, в течение 15-20 лет, возвращения островов Токио не удовлетворяет.
Непривычная активность дипломатических ведомств двух стран не осталась незамеченной. Но если в Японии МИД сорвал аплодисменты, то его российские коллеги оказались под жестким прессингом.
23 октября парламент назначил «курильские слушания». Прелюдией стала пресс-конференция Сергея Бабурина и Николая Павлова, вслед за заместителем министра иностранных дел России Георгием Кунадзе посетивших Курилы, но вернувшихся с прямо противоположными впечатлениями: «Информация о том, будто курильчане жаждут уйти из России, неверна... Эти четыре острова - не голые скалы, а настоящие жемчужины, которые в будущем станут ожерельем России».
Министр иностранных дел России Андрей Козырев, выступая на сессии, не смог превзойти пафос Бабурина. Его слова о деликатности обсуждаемой проблемы, о необходимости провести советско-японский «круглый стол» с участием ученых, дипломатов и парламентариев, о позитивных переменах в сношениях с Токио остались почти не услышанными. Дальнейшие слушания повернулись так, что лишись телезрители изображения на экранах, им показалось бы, что депутаты уже закрывают друг другом амбразуры японских дотов.
И закрыли. С помощью сахалинцев, почему-то пригрозивших выходом из федерации в случае «продажи земли русской», и многих других.
Возможно, Борис Ельцин был внутренне готов к такому исходу. В конце ноября он подписал открытое письмо, где еще раз отметил ненормальность сегодняшних отношений с Японией, подчеркнул, что не намерен решать этот вопрос при закрытых дверях, и обещал, что интересы жителей Южных Курил в любом случае не пострадают. Наверное, для «патриотов» слова о «благе нашего единого и неделимого великого отечества» показались елеем. Но одна фраза Ельцина испортила им эту бочку меда: «Эту проблему решат более мудрые политики, которые придут после нас».
«Меняю четыре острова на новое мышление»
Когда-нибудь к управлению страной придут люди, полностью свободные от всех комплексов, в том числе - и он синдрома «единого и неделимого». Но кто-то должен положить начало и в действительности продемонстрировать то самое «новое мышление», о котором почти одновременно с перестройкой заговорил Горбачев.
Уинстон Черчилль отлично сознавал неизбежность деления британской империи, но не хотел быть тем премьер-министром, при котором империя рухнет. Горбачев, затем и Ельцин оказались примерно в такой же ситуации. Черчилль и Горбачев ушли в отставку. Ельцину, если он намерен оставаться в политике, придется переступить через эту грань.
Такой шаг сложен, ибо мало кто поймет его значение. Рыцари великодержавности стоят на своем и готовы сражаться до последнего, понимая, что передача Курил Японии - это не просто их локальный политический проигрыш. Это мощный удар по комплексу ложного патриотизма, который грозит обвалом и без того пошатнувшейся конструкции.
- Шикотан будет камнем, который повлечет за собой целую лавину, - сказал один из шефов Тихоокеанского пограничного округа генерал-майор Валерий Розов. - Если мы передадим Курильские острова Японии, Германия сразу потребует Калининград, Финляндия - Выборг и так далее...
Рассуждения по-солдатски примитивны, но даже если принять их за верные, после «так далее» ничего не последует. Государство избавится от искусственных приращений, а заодно и от мифа «неделимости», держава исчезнет и останется просто страна - в естественных пределах, с естественными границами.
Возможно, антидержавная агитация на страницах «Вечерней Казани» покажется нелогичной, ибо газета явно не симпатизирует той «делимости» России, которую проповедует национальное движение Татарстана. Но противоречия здесь нет. Большинство сторонников суверенитета тоже остаются носителями имперского сознания. Они легко «делят» Россию, но не допускают и мысли о делимости - не только географической, но и политической (я имею в виду возможность мирного сосуществования разных взглядов на перспективы республики - русского и татарина, манкурта и космополита, Штанина и Байрамовой) Татарстана, который для них - та же империя, только малая. Один и тот же синдром проявляется на разных уровнях: от «неделимого» Союза коммунистов до «неделимой» России демократов, от России до «неделимого» Татарстана националов. Наверное, они не признают себя сидящими в одной лодке, но методы гребли совпадают до мелочей. Отвечая на вопрос о возможности отдать право выбора самим курильчанам, Сергей Бабурин заявил: «Я против референдума, потому что такой вопрос вообще стоять не должен».
Знакомая фраза. То же самое говорят радикалы из ТОЦа. В их постулатах не совпадают только географические названия: «патриоты» согласны с распадом Союза, но против деления России, националы - за деление России, но против «делимости» Татарстана. И те, и другие объединены одной болезнью. Их различают только национальные приоритеты.
Между тем, референдум, причем среди жителей Курил, а не среди петропавловских депутатов и уссурийских казаков, мог бы решить проблему. Япония, утерявшая с поражением во второй мировой войне комплекс великодержавности, вместо замусоленной карты национальной гордости выкладывает весомые экономические козыри. В Токио гарантируют помощь всем, кто захочет покинуть Курилы, соблюдение интересов тех, кто останется, астрономическую, по советским меркам, денежную компенсацию за причиненное беспокойство. Там говорят о праве российских рыбаков на свободный лов в прилегающих к островам водах и даже о совместном управлении спорными территориями. Там уже финансируют создание современной телефонной связи в Чите, свободной экономической зоны во Владивостоке, экономическую помощь Приморью и Сахалину и не требуют компенсации 17 тысячам японцев, депортированных с Курил в 1947 году. А огромная страна, принимая спасательный круг, одновременно продолжает цепляться за балласт великодержавности - последнюю иллюзию, которая у нее остается.
Тем временем жители островов движимы разными чувствами. Одни, судя по данным скупых социологических опросов, выступают против возвращения Курил. Другие, объединившись в общество «Земляк», агитируют «за». А третьи, подобно леснику из анекдота о боях партизан с немцами, готовы прийти и всех разогнать: обитатели Кунашира начали сбор подписей под обращением в ООН с просьбой взять острова под опеку сообщества и избавить их как от России, так и от Японии. И, может быть, их примеру стоит последовать всей стране?
P.S. Существует еще один анекдот на тему великодержавности. Наконец-то избавившись от внешнего долга, Чаушеску собирает высшее руководство Румынии с тем, чтобы решить, как жить дальше. «Может быть, начнем с репрессий, как при Сталине?» - говорит один. «Нет, видите, чем это кончилось». «Может быть, начнем перестройку, как при Горбачеве?» - предлагает другой. «Нет, скоро увидите, чем это кончится». Тогда встает самый старый сановник: «Предлагаю объявить войну России!» - «Зачем!?» «Посмотрите: Франция воевала с Россией? Воевала. И как живет! Германия воевала? И как живет! Япония воевала? И как живет!» После долгого раздумья Чаушеску отметает этот вариант: «А вдруг победим?».
Видимо, каждой стране нужно иногда проигрывать войны, чтобы встряхнуться и избавиться от хлама собственных предрассудков. И тогда то, что называют «послевоенным периодом», станет временем нового мышления, а не незыблемости старых догм.
